«Обсасывание» федеральными телеканалами подробностей личной жизни знаменитых артистов порождает мещанское морализаторство и разрушает храм культуры в общественном сознании.
Удивительный шум, поднятый из-за появления обнаженного актера в студенческой работе Школы-студии МХАТ, могу объяснить только вирусом ханжества, занесенным к нам западным ветром. Начитались про похотливого Вайнштейна, оценили пепел на залысинах Кевина Спейси, впечатлились злопамятной коленкой, полтора десятка лет хранившей след чьей-то пятерни, вдохнули поглубже — и зачихали в унисон с «цивилизованным миром». Правда, тамошние пуритане придерживаются принципа «в искусстве — что угодно, в жизни — ни-ни», а отечественные — наоборот: с реалиями бороться бесполезно, зато культура обязана являть исключительно образцы морали, нравственности и высокой духовности.
Теперь спросите: «Тебе что, понравились фрагменты этого странного действа, доступные для просмотра в Сети?»
Нет, они мне абсолютно не понравились. Я не люблю, когда публику втягивают в интерактив, обливая водой и закидывая мусором. Я плохо верю в существование таких художественных задач, которые нельзя было бы решить без демонстрации гениталий, — разумеется, если задачи действительно художественные и цель «эпатаж ради эпатажа» постановщиком не преследуется.
Я всего лишь не понимаю, почему мы начали с маленькой студенческой парикмахерской. Обнаженная натура — и женская, и мужская — не редкость на российских государственных подмостках. То есть настолько не редкость, что уже трюизм. Провокациями духовного и физиологического толка отмечаются даже академические коллективы. Нарисуй на афише 18+ и дуй до горы. При этом судить о спектакле по факту присутствия там голых задов или нецензурной лексики все-таки невозможно: искусство определяется не приемами, а обоснованностью их применения.
Студенты, конечно, не дети, хотя бы потому, что их ровесникам в армии доверяют оружие. Но они на той стадии развития, когда хочется хулиганить, ощущать под ногой край, читать и ставить разную забубень, оригинальничать, впадая в жуткие банальности. Уж если раздеваться перед публикой (все-таки театральный вуз, не семинария), так лучше сейчас, нежели спустя годы, когда подробности твоей анатомии начнут вызывать не столько этический, сколько эстетический протест.
Умиляют охи-ахи по поводу носка на причинном месте у никому не известного третьекурсника при том, что страна из вечера в вечер наблюдает по федеральным телеканалам не голых актеров, а актеров с начисто содранной славой. Это не вчера началось, и, боюсь, не завтра закончится. Живые выворачиваются наизнанку, мертвых рвут в клочья. Нет такой приватности, куда волшебный ключик Малахова — Шепелева — Борисова — Корчевникова et cetera не открыл бы ворота толпе. Нет замочной скважины, в которую мы не сунули бы свой коллективный нос. Нет квадратного сантиметра сколько-нибудь значимой судьбы, не истоптанного коллективным башмаком.
Вы слышите, грохочут башмаки? Это многоголовый управдом Бунша требует подробностей от Армена Джигарханяна. Народный артист СССР слабо сопротивляется:
— Разводимся мы или не разводимся, это наше личное дело.
— Ошибаетесь, уважаемый, это дело общественное!
Армен Борисович имел неосторожность допустить телевизионную группу в больничную палату (он всегда был открыт для прессы, свидетельствую как журналист, записавший с ним первое интервью более четверти века назад). Дальнейшее от него не зависело. Сам виноват? Наверное. Даже точно. Но почему в стране нет разума и воли, способных защитить безусловное национальное достояние — в том числе от самого себя, если понадобится? Скоро месяц, как интимную жизнь 82-летнего старика обмусоливают близкие, дальние, чужие — возле подобных программ кормится целая околотворческая «диаспора». Это не по-русски и вообще не по-людски, но для многих — единственный способ оставаться на медийном плаву. Джигарханяна заголяют перед целой страной, причем никаких фиговых носков не предусмотрено, а разве кто-нибудь возмутился? Кто-то сказал: «Перемывайте кости друг другу — нет вопросов. Вытряхивайте на экранах свои простыни — если уж без этого информационное поле считается ущербным. Но народных артистов СССР — ушедших и ныне живущих — оставьте в покое! Имя вам — легион. Имя им — легенда»?
Молчим, поскольку давно не верим в возможность перемен на этом фронте. Ужасаемся, морщимся брезгливо, переключаем кнопки. Безмолвно отдаем на обгладывание Зыкину с Магомаевым, Гурченко с Мордюковой… Позволяем использовать драмы и трагедии как полигон для мещанского морализаторства: «А вот не надо пить! А вот не надо жениться на молодых! А вот надо следить за своими детьми!..» В целом не вызывает возражений, однако тренируйтесь лучше на гипсовых кошках. Почему вы швыряетесь камнями в вазы династии Цяньлун?
Унижение и опошление тех, кого мы любили, вместе с чьими образами росли, — это плевок в наше детство, нам в душу. Живое наследие должно охраняться так же, как памятники. Ревностнее, чем памятники, ибо люди менее долговечны. Репутацию истинно народных артистов следует беречь, как бережем мы родную историю, не позволяя кому ни попадя ковыряться в ней грязными руками. Что такое Джигарханян? Интеллектуальный красавец из «Здравствуй, это я!» и горбатый монстр Карпуша. Нервный тик штабс-капитана Овечкина и гротескная походочка судьи Кригса. Комок в горле, без которого нельзя смотреть «Когда наступает сентябрь». Голос, который ни с чьим другим не спутаешь, — будь то мультяшное «Щас спою!» или скороговорка Калиостро в «Формуле любви». Легендарная «Маяковка» времен Гончарова: однажды после спектакля поклонники подхватили Армена на руки и донесли чуть ли не до дома в Староконюшенном…
Он безупречен? Нет, как любой из нас. Он совершил ошибку? Разумеется, и не первую. Заслуживает он хотя бы просто тактичного отношения с нашей стороны?
Неужели нет?
Семейный союз, распавшийся столь скоропостижно, не вызывал ничего, кроме недоумения, однако это личное дело Джигарханяна. А финансовую и хозяйственную деятельность его театра следовало контролировать тем, кто специально для этого поставлен. Оберегать репутацию почтенного человека — значит удерживать его от возможных нарушений. Прискорбная форма взаимодействия между государством и художником: сначала бесконтрольность, затем публичное шельмование…
В силу стечения неблагоприятных обстоятельств, а главное — из-за отсутствия в стране продуманной гуманитарной политики, общество и сферу культуры в последнее время разделила трещина. Еще немного, и она превратится в пропасть. Страсти вокруг «Матильды», уголовное дело «Седьмой студии», вырванные из контекста слова Райкина, опять-таки развод Джигарханяна, тот же злосчастный носок… — сеансы «разоблачения» деятелей культуры повторяются регулярно, всякий раз провоцируя в общественном сознании болезненный спазм: «Боже, на что тратятся наши деньги?!» На что они тратятся в действительности, выяснить практически невозможно: те же федеральные каналы не оставляют серьезным художникам ни единого шанса возникнуть на экране с рассказом о своем творчестве. Считается, что это никому неинтересно. Хотя, будь на нашем ТВ подобие советской «Кинопанорамы» (с ведущим, способным поддерживать диалог не на уровне «кто с кем спал»), интереснейшие споры о границах дозволенного — далеко не ходить, на примере той же «Матильды» — могли бы оздоровить атмосферу в обществе.
В принципе, открытость — наиболее эффективный способ снять с культурной отрасли подозрения, зачастую несправедливые и необоснованные. Пригласите людей на съемочную площадку, на репетицию, в мастерскую серьезного скульптора — пока чиновники не заставили всю Россию бронзовыми истуканами. Покажите, как прекрасна, многообразна и богата наша культура даже сейчас. Не в заповеднике одноименного уважаемого канала покажите, а на всю страну.
По новостным и аналитическим программам заметно: кто-то мудрый попросил, наконец-то, отечественные СМИ перейти от происшествий к событиям. Это совершенно иной уровень журналистики: происшествие — то, что случилось, событие ты зачастую должен предугадать сам. Культуры сия отрадная реформа пока не коснулась.
Еще Георгий Васильевич Свиридов сетовал, что «суммы, отчуждаемые государством, поступают в произвольное пользование художественной среды, очень слабо контролируемой (особенно при нашей неразберихе, равнодушии ко всему)». Цитата, между прочим, середины 1970-х. В истории этот период зафиксирован как золотой век отечественного искусства. Значит, не бюджетом единым?
Современная российская культура получает и производит очень мало любви. «Не любите, да не любимы будете» — как гениально сформулировал сценарист картины «Монах и бес» Юрий Арабов. «Звезд» все больше, искренне любимых все меньше. Да и тех бесстыдно раздевают на потребу толпе.
Если тебя не любят, то все дозволено. Уводить бюджетные средства. Распихивать кукиши по фильмам и спектаклям, словно по карманам. Заступаться только за своих: чувство корпоративной солидарности достигает высшей точки, когда мир за пределами корпорации воспринимается как враждебный. Шокировать и наслаждаться этим. Провоцировать возмущение и злорадствовать. Чем хуже, тем лучше.
Все это есть. Но есть и многое другое, к сожалению, остающееся в тени.
Народ, который не любит и не уважает собственную культуру, теряет душу. Культура, отторгаемая своим народом, умирает. Государство, которое не «сшивает» заботливо народ и культуру в единое полотно, приобретает сразу две головные боли.
Безусловно, в России сохранился огромный творческий потенциал. Нет сомнений, в России есть острый общественный запрос на смыслы и ценности, правду и красоту.
Как нам обрывки их соединить?
Елена Ямпольская, депутат Государственной думы РФ
Источник — газета «Культура»
Самые интересные статьи «Росбалта» читайте на нашем канале в Telegram.
Источник:
