Непредсказуемость властей, расслоение общества и незащищенность частной собственности делают людей настороженными и закрытыми.
Каждый спасается от хаоса, как может.
В России растет пропасть между богатыми и бедными. И выражается она не только в цифрах, демонстрирующих разницу в доходах, но и во вполне материальных границах: миры высшего и низшего классов практически не пересекаются. Зачастую как только у человека появляется достаточно средств, он сразу начинает выстраивать «стены» — физические и ментальные — между собой и теми, кто стоит ниже на социальной лестнице. А некоторые и вовсе отгораживаются от всей страны, выбирая эмиграцию.
«Росбалт» попросил экспертов прокомментировать, почему россияне строят заборы, вместо того чтобы налаживать коммуникацию и облагораживать окружающее пространство. А также порассуждать о том, можно ли разрушить эти ограды или хотя бы сделать их не такими непреодолимыми.
Максим Горюнов, философ:
«Если люди отгораживаются забором — значит, он им зачем-то нужен. Мне кажется, это происходит потому, что мы не доверяем пространству, в котором находимся. Если я чувствую, что оно агрессивно, опасно и я его боюсь, то как только у меня появляется возможность, я выхватываю кусок земли и устанавливаю там свою зону безопасности и комфорта.
В каком-то смысле эти русские заборы похожи на голландскую дамбу. Как Нидерланды кусок за куском отвоевывают землю у моря, так и россияне отвоевывают метр за метром территорию у окружающей среды, которая в их отношении тоже крайне агрессивна. Здесь я имею в виду и саму по себе нашу суровую и холодную природу, и пространство России. Ты выходишь за пределы своего участка, где у тебя все правильно и разлиновано, и сталкиваешься с хаосом. Это территория полной неопределенности, и находиться на ней крайне некомфортно, тяжело и затратно.
Поэтому россияне как можно быстрее стараются вернуться за свой забор, где все рационально и упорядоченно. Мы в этом плане похожи на голландцев, которые, наплававшись по Атлантическому океану и настрадавшись во время штормов, возвращаются домой за дамбу и там отдыхают от непредсказуемости океана. Возможно, когда пространство вокруг нас станет более упорядоченным, то и границы, отделяющие хаос от порядка, больше не потребуются. Но, наверное, это будет не на нашем веку».
Петр Бычков, политический психолог, доцент кафедры политической психологии СПбГУ, к.п.н:
«Состоятельным людям в любой стране свойственно стремление отгораживаться от других, но все-таки не до такой степени, как это происходит в современной России. И здесь, на мой взгляд, нужно делать скидку на тяжелую историю нашей страны. На Западе существует многовековая традиция частного капитала, в том числе распространен семейный бизнес, когда дети продолжают и развивают дело своих родителей. Одним словом, там есть преемственность поколений.
А в современной России этого нет. Процесс обогащения у нас, как правило, происходит очень быстро: еще вчера человек был никем, а сегодня может позволить себе дом за полтора миллиона долларов с огромным забором. Люди психологически не готовы к таким переменам, и у них происходит ломка. Они хотят убежать от прошлой жизни и пытаются доказать всем вокруг — а зачастую в первую очередь самим себе, — что больше не имеют никакого отношения к „нищебродам“.
Стремление отгородить свою жизнь и пространство вокруг себя также вытекает из того, что в нашей стране пока не сформировалось уважение к частной собственности. Это вообще одна из самых больших российских проблем. У любого при желании можно отобрать квартиру, дом и бизнес. Поэтому люди боятся вкладывать в страну и пытаются выжать из нее максимум.
Я бы также не стал сбрасывать со счетов то, что российскому человеку в определенной мере свойственна азиатская ментальность. Еще Бердяев писал, что наш народ в крайней степени поляризован. Он сочетает в себе безумную покорность и веру в Бога с безудержным бунтом и атеизмом. И эта особенность характерна для очень многих сфер жизни. С одной стороны, мы говорим о том, что нужно стремиться к демократии и к тому, чтобы каждый голос был услышан. Но азиатская ментальность диктует, что власть должна быть недосягаемой. Тем более практика показывает, что когда политические лидеры становятся слишком близки к народу, он их сразу пожирает. Поэтому желание закрыться — тоже подсознательное проявление власти, которую дают деньги. Это, в принципе, один из механизмов влияния на людей.
Наконец, есть еще один важный момент. Даже если человек все свое состояние заработал абсолютно честно, но при этом его окружают нищета и разруха, конечно, он будет закрываться и отгораживаться. Зачем показывать свое благополучие озлобленному и голодному народу? Причем хочу подчеркнуть: причина здесь не в людях как таковых, а в условиях, в которых они вынуждены жить. Перемены в этом отношении наступят, когда в России хоть как-то сократится разрыв в уровне жизни. Но пока, к сожалению, общая тенденция негативная.
Хотя, конечно, Россия слишком большая, чтобы говорить за всю страну в целом. Мегаполисы разительно отличаются от глубинки, а у жителей Северо-Запада не так много общего с теми, кто живет на Северном Кавказе. И в европейской части страны перемены потихоньку намечаются. Отгораживаться, закрываться и в то же время стремиться выделиться постепенно становится признаком дурного тона. Так что если говорить о среднем классе, то он идет по европейскому пути. До глубинки все эти процессы доходят гораздо медленнее — просто там тоже должна произойти смена исторической эпохи».
Григорий Голосов, политолог:
«Россия в этом отношении мало чем отличается от других стран с развивающимися экономиками. То, что уровень так называемого интерперсонального доверия в развитых индустриальных государствах выше, чем в странах третьего мира, подтверждено многочисленными исследованиями. И Россия просто подтверждает общую тенденцию.
Но у нас добавляются еще и низкие гарантии прав собственности. Строительство заборов характерно как раз для стран, где есть основания опасаться, что либо другие люди, либо государство могут отобрать вашу собственность. Например, в Эквадоре дом каждого более-менее состоятельного человека — настоящая крепость не просто с забором, но и с вооруженной охраной. Иначе придут бандиты и все отберут.
Так что российская модель поведения необычна, если сравнивать ее с западноевропейскими странами, но по мировым масштабам в ней ничего особенного нет.
Для того, чтобы пространства стали более открытыми, с одной стороны, должно произойти более равномерное распределение общественного богатства и снижение уровня бедности, а с другой — должны появиться гарантии прав собственности».
Александр Конфисахор, политический психолог:
«Состоятельные люди всегда стараются отгородиться от других. Причем не столько заборами (это только внешняя часть), сколько выбирая определенные рестораны, магазины, клубы и т. д. Они отделяются морально, нравственно, информационно и с точки зрения мышления. Этот процесс абсолютно естественный: люди с доходами выше среднего всегда считают себя более умными, успешными, профессиональными и стараются выделиться. В том числе — отделившись от остальных.
Но в то же время в России все усугубляется тем, что у нас никто не чувствует себя в безопасности. Причем как в физическом плане, так и в экономическом и правовом. Сегодня у тебя есть бизнес и определенный доход — а завтра по желанию того или иного чиновника ничего этого не будет. Стремление огородить свой маленький мир и по возможности защитить его — это, в том числе, следствие того, что человек чувствует себя беззащитным перед чем угодно и кем угодно.
К сожалению, я не думаю, что в обозримом будущем у нас наметятся перемены к лучшему. У россиян совершенно другой психотип. Мы никогда не пытаемся подтянуть других до своего уровня. Наоборот — нормой считается показать, какой ты богатый и успешный. Возможно, когда-нибудь такое отношение изменится, но мы до этого не доживем. По крайней мере я».
Сергей Шелин, обозреватель «Росбалта»:
«Стремление отгородиться от всего, что вокруг, вполне естественно в наших неестественных обстоятельствах. Любой человек, у которого есть материальные или организационные возможности не зависеть от механизмов и щупальцев российской системы, пытается держаться от нее как можно дальше. И это не всегда означает возвести защитную стену и окружить ее рвом с водой. Можно составить длинный и растущий список людей, которые у нас бывают наездами, а большую часть времени проводят в других странах, потому что чувствуют себя в них свободно и безопасно. Там они не вынуждены постоянно оправдываться перед властями, перед бесконечным количеством контролеров и проверяльщиков, мешающих делать что угодно и всегда нацеленных что-нибудь отнять.
В особенности это относится к творческим людям, не привыкшим спрашивать письменного разрешения на каждый чих, для которых свобода — одно из условий профессиональной деятельности. У нас их жизнь противоестественна. Если ты режиссер — то тебя со всех сторон обложит стая доносчиков, цензоров и оскорбленных в чувствах. Если ученый — то должен ежедневно отчитываться перед малограмотными чиновниками за свою работу, просить у них денег и унижаться. Официальная Россия крайне неприязненно относится к людям, которые склонны хоть к какой-то самостоятельности и живут не на то, что выпрашивают у начальства.
Я не стал бы это сводить к одному только авторитарному строю. Авторитарный порядок — это все-таки какой-никакой, но именно порядок. Он заставляет всех, включая чиновников и охранителей, держаться в рамках. А у нас никаких рамок для них нет. Один социолог удачно назвал наш режим „государством начальства“. Начальники всех категорий делают, что хотят, а точнее — то, на что заточена вся их совокупность. А заточена она на дележ ресурсов страны. Но поскольку ресурсов все меньше, то растущие толпы людей с казенными полномочиями мечутся в непрерывном поиске — кого бы как-нибудь прижать и обчистить. Любой человек, который хоть чем-то выделяется, должен быть готов в любую минуту стать их мишенью.
Многие из тех, кто сейчас частично или полностью уезжает из России, вовсе не критики политического режима, не бедняки и не люди, потерпевшие карьерный крах. Просто им здесь все неуютнее и страннее находиться. Такая система — это наше ноу-хау. То, чем мы отличаемся от большей части мира. При этой системе перемены к лучшему просто не предусмотрены».
Татьяна Хрулева
Источник:
